Владимир Минкин
Книга Реальности
62
вдохновенно пересказывал на классных часах Конан Дойля, а теперь пришёл, чтобы
избить меня. Разве такое бывает?
– Шевели копытами, после уроков больше навешаем! – Олег смотрел на меня не со
злобой, а, скорее, с некоторым любопытством.
Да, меня ещё ни под лестницу, ни в туалет не водили. Значит, это правда. Как же я,
идиот, не допёр, ведь Игорь теперь с Сергеем дружит! Я шёл по длинному коридору как
сквозь строй, силясь понять, что ужаснее – страх или стыд. Хоть бы он свои перчатки
потом надел, видят же все!
Под лестницей свои перчатки надел Сергей, а может, и не свои, они были ему, как и
пиджак, великоваты. Ногтя его я больше не видел. Но и меня видели не все желающие, их
обычно оказывалось больше, чем вакантных мест. Да, страх, конечно, ужаснее. Знать, что
сейчас тебя размажут по стенке, а сделав это один раз, будут повторять при любой
возможности, и ты никуда не денешься ни сейчас, ни потом.
Я прижался спиной к стене, у которой недавно стоял Женька, и стал защищаться от
ударов Сергея. Не знаю, бил ли он кого-нибудь раньше, но больно от его ударов мне не
было. Олег, оказавшийся справа, пару раз въехал мне своим обухом, но он, похоже, боялся
зацепить Сергея и не мог размахнуться, так что я даже не упал. Игорь стоял слева, со
стороны ступенек. Только когда прозвенел звонок, и процедура закончилась, я понял, как
крупно мне повезло, что левша Игорь и правша Олег не поменялись местами.
Наверное, для того, чтобы я ещё более укрепился в этой мысли, до меня долетел
разговор задержавшихся зрителей, поднимающихся за мной в кабинет.
– Да, повезло Минкину, что у стены встал.
– А чего?
– Гарик летом в лагере так одному дал, когда тот у стены стоял, что его в больницу
забрали. Сотрясение мозга. Теперь у стены старается не бить.
Нет, стыд всё-таки ужаснее. По крайней мере, когда ты вынужден торчать за
партой, понимая, что безмятежная жизнь кончилась, и возврата к ней не будет. А все
сидят, ковыряются в своих тетрадях с таблицами умножения на обороте и делают вид, что
ничего не случилось. Подумаешь, ещё одному надавали! По моему виду и не скажешь. До
чего же противная родинка у Игоря на шее, справа от острого кадыка, никогда их терпеть
не мог! А ведь некоторые дуры себе ещё мушки подрисовывают, совсем уже обалдели!
Интересно, где его перчатки, в сумку сложил или в раздевалке оставил? Ладно, это всё
ерунда. Как бы теперь после уроков незаметно смотаться, чтобы во дворе не встретили.
Там ни звонок, ни учителя не спасут.
Но меня встретили не во дворе, а гораздо ближе. Выходя из класса, я сразу увидел
братьев Орловых & Co, поджидавших добычу у дверей туалета. С близнецами Сашей и
Серёжей Орловыми я учился с первого класса, а с пятого их перевели в параллельный, где
они постепенно сошлись со шпаной, хотя и раньше не отличались чрезмерной
усидчивостью. Одинаково высокие, светловолосые, широкоплечие, но я никогда их не
путал, может быть потому, что в четвёртом классе, когда мы ходили на продлёнку, меня
прикрепили к Саше следить, как он делает уроки. Мне казалось это унизительным для
обоих, поэтому я старался не лезть к нему, просто давая списывать, если его учебного
энтузиазма хватало хотя бы на это. Однажды зимой он смотался раньше обычного, а наша
«сиделка» отправила меня догнать его и вернуть. Но Саша дождался на тротуаре, когда я
подбегу поближе, а затем хладнокровно пересёк мостовую перед самым носом рейсового
автобуса, мчавшегося по Старому Гаю в сторону Ждановской. Автобус, резко
затормозивший на скользкой дороге, слегка занесло. Рассерженный водитель выпрыгнул
из кабины и тряс меня как зимнюю грушу, ухватив за воротник.