Людно, но не так чтоб уж очень, было в тот день в Ждановском райвоенкомате. В 1989 году он ещё… или уже... в общем, не был он никаким Таганским, и для вербовки будущих защитников отечества в нём пока не пытались задействовать местный совет ветеранов. Всё шло «согласно установленного порядка», если не считать некоторой суматохи, вызванной проводимым в ряде кабинетов внеочередным ремонтом. На медленном, но верном огне патриотизма новоиспекались, покрываясь румяной корочкой офицерского военного билета, мои ровесники, закончившие институт с военной кафедрой. Время от времени по бело-зелёным коридорам проносился ветер перемен, неизвестно откуда взявшийся в замкнутом пространстве, и увлекавший очередную порцию молодых душ, словно стаю лавровых листьев из гербария, в ещё большую неизвестность.
Мы с Шуриком Дергачёвым остановились перед дверью, которой было суждено, как недвусмысленно указывала моя повестка, распахнуться и поглотить в своём чреве 23-летнего инженера-механика, чтобы переварить его до лейтенанта службы горючего и выделить ему через месяц отдельную комнату в далёкой офицерской казарме.
Дергачёв принялся излагать мою «легенду о динозавре», а меня вдруг охватил дикий голод. Я хочу, чтобы я поел…
– Так, значит в больнице ты наплёл, что тебе, мол, на нос упала лестница, и ты потерял сознание, а теперь тебя постоянно тошнит и координация нарушена.
– Да, но мне ведь и правда на голову чуть не свалилась лестница, ещё на заводе…
– Это никого near bird, главное, что тебе дали справку о сотрясении мозга. Теперь суй её и говори, что ты ещё не совсем здоров, потому что только недавно выписался из больницы и опасаешься, что не пройдёшь медкомиссию.
– Ну и чего?
– Того, что ты хочешь служить, но пусть дадут отсрочку, чтобы ты окончательно поправился.
Шурик держался простецки, но сейчас напоминал мне охотника, только я никак не мог понять, на кого. Ещё меньше я понимал смысл его слов.
– Но я же не хочу служить!
– А я хотел? Дадут отсрочку – я тебя научу, как грамотно закосить. Может, и пронесёт.
– Так значит, опять врать? Мишка Шурика обмишурил? Ё-моё!
– Тогда иди и скажи, что ты прибыл из другой галактики, а у вас офицерами служат с тридцати трёх лет. В 99-ом опять придёшь и скажешь, что пошутил.
– А это что, правда, по-твоему?
Но мы с Шуриком так и не узнали, правда это или нет, потому что за стеной вдруг раздался гром небесный, заветная дверь распахнулась, и из неё начал вылезать рабочий в измазанном извёсткой комбинезоне и в шапке из газеты, на которой с трудом можно было разобрать «…едомые перес…». Он тащил покосившуюся стремянку и уже почти выудил её из дверного проёма, но, видимо, зацепившись нимбом за косяк, уронил свою аппетитную шапку нам под ноги. Я нагнулся поднять её, как вдруг работяга с силой дёрнул свою раскоряку, чуть не съездив ей мне по картузу. Тут я понял, что если постараться, то любая лестница может стать лестницей в небо. Дергачёв втолкнул меня внутрь.
Аудиенция продолжалась недолго: мне объявили, что в виду ремонта мной будет заниматься другой сотрудник, и отправили в его кабинет, всучив при этом картонную папку со всеми моими документами. Надо было снова куда-то переться. Я вышел в коридор и в сердцах пихнул ногой стену.
– Ну что? – спросил Шурик. – Якши?
– Да какое там! К другому теперь надо. Задолбали уже своим бардаком!
– Ага, запарили. А это чего урвал? – он кивнул на бумаги, которые я держал в руках. В полутёмном коридоре мне показалось, что его глаза на долю секунды блеснули.
– Бюрократию какую-то надавали.
– Ну-ка, глянем. – Шурик немного пошелестел, а потом осмотрелся по сторонам.
– Ты чего?
– Ничего, я сейчас. Держи это и стой. – Он вернул мне папку и исчез, но через минуту появился с какой-то пыльной газетой.
– Что, панамку со штукатура снял? В туалет захотелось?
Шурик внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал, заворачивая папку в слегка пожелтевшую газету.
– Всё, пошли отсюда. – Он небрежно сунул свёрток под мышку и направился к выходу.
– Слушай, нам же, по-моему, в другую сторону. – Я стал вспоминать, в какой кабинет мне было сказано явиться.
– Да нет, точно в другую! – крикнул я уже в глубину коридора и прочёл по губам Дергачёва: «Не ори!»
– Чего ты хочешь, до завтра тут бродить? – догнал я его, постукивая ребром ладони по растрескавшимся деревянным перилам. – Ну куда ты попёрся-то?
– Покурить.
– Ты же не куришь!
– Ну, ты покуришь.
– Шура, вы меня озлобляете!
Дергачёв снова пристально взглянул на меня и негромко сказал:
– Выйдем отсюда, там поговорим.
Какое-то смутное чувство подсказало мне больше не спорить, и мы с отсутствующим видом проследовали через проходную мимо увлечённых курением и беседой офицеров на Саратовскую улицу.
Когда мы отошли подальше, Шурик остановился, сунул мне свёрток и сказал:
– Нет дела – нет тебя. Порви это дома и выброси, а лучше – сожги.
– Ты что, с ума сошёл? За это же под трибунал!
– Ты пока штатский, понял?
– Нет, не понял! Как это взять и сжечь? – Я был просто ошарашен подобной наглостью. Ничего похожего мне делать не приходилось.
– Взять руками, а сжечь огнём, – терпеливо объяснил он.
– А если они… Ну меня же вызывали, вот повестка… – Я вытащил из кармана сложенную вдвое бумажку с грозной печатью. Шурик взял её и задумчиво сложил ещё раз пополам.
– Когда ты должен был явиться? – Он поболтал ей под моим, ещё весьма далёким от совершенства, носом.
– На прошлой неделе, но я…
– Правильно, ты был в больнице. Сегодня тебя никто не вызывал, значит и не было тебя тут. Не имеют они права давать на руки такие документы, а если дали, то их же самих за это и почикают. Так что, гуляй пока.
Всё смешалось в моей голове. Шурику, видимо, стало жаль меня.
– Да не дрейфь, Вован, кому ты на хрен нужен? – Он улыбнулся и вдруг перестал быть охотником. – Можешь сказать, что ничего отсюда не выносил, если что, я – свидетель. Пусть снова вызывают, а чтобы вызвать, нужны все данные на тебя…
Так судьба повернулась ко мне то ли передом, то ли задом.
Copyright © 2014 Vladimir Minkin. All Rights Reserved.